Когда Израиль обрел независимость, а когда стал суверенным государством

Хотя Израиль является государством с того момента, когда премьер-министр Давид Бен-Гурион торжественно зачитал в Тель-Авиве Декларацию Независимости, на том этапе нам не удалось завоевать доверие международного сообщества и доказать сверхдержавам, что Еврейское Государство жизнеспособно.

Война за Независимость продемонстрировала нашу военную и духовную мощь, но практически не отразилась на политическом раскладе. В международном сообществе мы обрели считанных друзей, в то время как значительная часть его представителей попытались дипломатическими приемами перечеркнуть победу, одержанную Израилем на полях сражений.  

Лишь после операции «Кадеш» в 1956 году международному сообществу стало ясно, что Израиль прочно закрепился на карте мира и стал, с одной стороны, важной частью западного альянса, а с другой - силой, с которой нельзя не считаться в ближневосточном регионе.  Первой этот факт признала Франция. Она оказывала Израилю помощь в создании транспортной инфраструктуры, активно сотрудничала с нами в сфере   академических исследований и в области технологий, а главное – стала важным экспортером военной техники, прежде всего боевых самолетов.

В период между 1956 и 1967 годом мы получали из Франции практически всё необходимое, и эта помощь была для нас жизненно важной, потому что по мере массовой репатриации еврейских беженцев из Европы и стран арабского мира население Израиля росло в геометрической прогрессии.

Однако к середине 60-х, когда на Ближнем Востоке снова подули ветры войны, теплые отношения с Францией не смогли защитить нас от нарастающей угрозы, исходящей от  агрессивных соседей.

Президент Египта Гамаль Абдель Насер бросил Западу откровенный вызов: он был убежден, что никакая Франция, Европа или Америка не смогут противостоять его имперским амбициям. Насер изгнал подразделения ООН с Синайского полуострова, блокировал Тиранский пролив и сформировал коалицию с Сирией и Ираком.

Отсутствие серьезной реакции со стороны международного сообщества породило в Израиле ощущение, что мы брошены на произвол судьбы. Даже интенсивные усилия Абы Эвена на дипломатической ниве и отчаянные мольбы о помощи не дали никаких результатов.

За несколько недель до войны страна была парализована. Все солдаты и офицеры-резервисты призваны в армию. Улицы наших городов опустели, на них можно было встретить разве что детей да пожилых людей.

Мы сознавали:  действовать надо без промедления, и испытывали жуткое разочарование, потому что томились в ожидании приказа на армейских базах. Появился черный юмор. Самый известный анекдот 1967 года «рождения» звучал так: «Если вам доведется стать  последним из уцелевших израильтян, выключите, пожалуйста, свет в аэропорту Бен-Гуриона». Солдаты испытывали глубочайшее разочарование, но еще хуже чувствовали себя те, кто ждал нас дома.

Больше всех нервничали те, для кого единственным источником информации были СМИ. Пресса распространяла леденящие кровь сообщения: арабский мир угрожает уничтожить Израиль. Правительство ввело строжайшее нормирование продовольствия, автомобили многих граждан были реквизированы армией.

Несмотря на то, что премьер-министр Леви Эшколь был умен и разбирался в политике, ему отчаянно не хватало харизмы, чтобы повести за собой нацию в военное время. В мае во время своего выступления по случаю Дня Независимости на армейской базе Хацор премьер заикался. В результате его речь произвела обратный эффект: она не воодушевила военнослужащих, которым предстоит сражаться на переднем крае стремительно надвигающейся на Израиль войны.

Слушая Эшколя, многие из нас недоумевали: неужели этот человек (коллективная память о Холокосте еще сильна) принимает решения, касающиеся жизни и смерти?!

Несмотря на ощущение полной неизвестности, когда был отдан приказ и война, наконец, началась, ее исход был предопределен в первые несколько часов. Мы добились выдающейся победы над армиями нескольких арабских государств, войска которых были сосредоточены на наших границах, но потеряли Францию, своего главного союзника. Шарль де Голль наложил эмбарго на поставки Израилю оружия. В знак возмущения нашей ошеломительной победой Франция стала экспортировать жизненно важные для ЦАХАЛа боевые самолеты «Мираж-5» в Ливию, а не в Израиль.

Перед началом войны я, как пилот, служил в армейской разведке: совершал вылеты в тыл врага, собирал и передавал сведения о передвижении вражеских войск на южном фронте, вызывавшем самое серьезное беспокойство. С началом войны  меня перебросили в район Иерусалима, где велись ожесточенные бои. Ежедневно я взлетал и садился на военном аэродроме, взлетно-посадочная полоса которого впоследствии превратилась в столичную улицу Канфей Нешарим.  

Невозможно описать атмосферу эйфории, воцарившейся в Стране после окончания войны и освобождения Иерусалима. Какой уж там черный юмор, если мы, Еврейское Государство, не только наголову разгромили врага, но и освободили свои древние земли и вечную столицу!..

В один из июньских дней с двумя другими пилотами я взял на базе Сде Дов легкий самолет и полетел на аэродром в Атарот. Совершив посадку, мы бросились к первому же попавшемуся автомобилю и поехали к Львиным воротам Старого города. Как и большинство моих ровесников, я понятия не имел, как добраться до Котеля. К счастью, мы вовремя заметили бежавшего куда-то «хареди» и помчались вслед за ним по улицам Старого города, пока не достигли Стены Плача.

Знакомой каждому из нас площади у Котеля не было и в помине. Ширина Стены плача – всего несколько метров, и на пространстве около нее яблоку негде упасть: огромная толпа! Кто-то читает молитву, другие припадают к священным камням. С трудом протолкнувшись к Стене плача, я приник к ней и замер. Невероятное чувство – касаться древних камней, будто вобравших в себя всю историю еврейского народа, всю нашу веру.

Одно дело – знать, что еврейские святыни освобождены. Совершенно иное – прикоснуться к ним, что я и сделал при первой же возможности. То был один из лучших дней в моей жизни!

Светлая радость того незабываемого дня осталась со мной навсегда. На национальном уровне Шестидневная война стала поворотным пунктом, ее значение ощущается и сегодня – причем в гораздо более широких масштабах, чем может показаться на первый взгляд.

Шестидневная война открыла второе дыхание молодому Еврейскому государству, находящемуся в окружении врагов. После войны мы стали иначе мыслить, вплотную задумались над тем, как обрести еще большую военную и экономическую независимость. Главный урок, который мы извлекли из Шестидневной войны, заключается в том, что Израиль не вправе ни на кого полагаться – мы должны рассчитывать только на себя. Осознав это, мы стали строить Страну заново.

Плоды этого прозрения мы вкушаем сейчас, в 2013 году. В то время как у нас есть друзья в мире, прежде всего в США, мы стали экономически независимой мощной в военном отношении региональной сверхдержавой, государством хайтека и технологических инноваций.

Все эти достижения в значительной степени основываются на победе, достигнутой в те шесть чудесных дней в июне 1967 году. Эти шесть дней, не имеющие прецедентов в мировой военной истории, не только позволили нам вернуть земли, по праву принадлежащие еврейскому народу, но и превратиться в жизнеспособное государство с гарантированным будущим.

Наши современные достижения, как, впрочем, и наша поразительная выносливость зиждется на победе в Шестидневной войне. В 1948 году Война за независимость даровала нам государство, в 1956 году Суэцкий кризис стал залогом нашей независимости, но только Шестидневная война обеспечила нам подлинный суверенитет, и никакая международная общественность  не вправе заставить нас от него отречься.

Шесть дней, которые потрясли мир, стали лучшими не только в моей жизни, но и в коллективной биографии народа Израиля, как, впрочем, и в истории суверенного Еврейского Государства. Именно так - суверенного!